Особо участвовать во всевозможных флешмобах у меня редко возникает желание по причине врожденной скромности, граничащей со стеснительностью, но тут захотелось попробовать порыться в памяти с помощью полученных извне трёх связанных между собой жесткой логикой предметов.
Якорь присутствовал в моей жизни с самого рождения в виде бляхи от солдатского ремня. Точнее, от матросского, наверное. У отца была коробка из-под фотоаппарата, в которой были сложены различные армейские артефакты, перебирать которые для пацана было занимательно. Потом отец научил чистить бляхи с помощью зубного порошка, пасты ГОИ и иголки, что несколько поубавило мой интерес к этим элементам военной жизни.
Летом я вывозил родителей к бабушке. Она жила в пятиэтажном доме в области Тулы. Когда дом был сдан, его заселили в первую очередь семьями с новорожденными. Пять этажей, шесть подъездов - можно представить, что творилось во дворе. Мы были примерно одного возраста и воспитывались на одних и тех же мультиках, играх в войнушку и прятках.
У деда одного из членов нашей банды в чулане, который обычно бывает в подвале каждой хрущёвки, хранилась надувная резиновая лодка. В результате тщательно спланированной хитроумной спецоперации мы на один день стали обладателями этого плавсредства, правда, в ограниченной комплектации - без вёсел, насоса и, разумеется, без якоря. Прям с утра придирчиво подобранным экипажем мы отправились покорять просторы Мирового океана на ближайший водоём.
Расположившись на побережье, стали надувать. Если бы нас тогда сложить в одну кучу, то мы бы вытесняли воздуха гораздо меньше, чем требовалось закачать в лодку. После того, как один из нас трескуче пукнул от напряжения, было принято решение ломануться на другой конец Вселенной - в Гаражи. Накачали у дядь Гриши - и обратно на берег. По расписанию наступил сончас и мы отбились под пение птиц и лягушек. Не спал лишь капитан. Он, как опытный мореход, знал, что без якоря лодка нещитова. К тому же у него за плечами был аж один класс образования, поэтому спать днём ему было как-то не по рангу.
Проснувшись, мы побежали обедать. Для того, во-первых, чтобы сохранить мероприятие в тайне и, во-вторых, чтобы тупо пожрать. Лишь капитан (он же боцман, наверное) продолжал поиски чего-то, что могло бы называться якорем.
Когда вернулись (с картохой, хлебом, солью и чем-то там ещё), мы застали предводителя, жарящего на костре лягушек. Круто, да. Рядом лежал камушек размером где-то с три-четыре кирпича, обвязанный веревкой. Ну, концом, если по-нашему, по-флотски.
Распугав оставшихся в живых лягушек, мы, таки, спустили фрегат на воду. Первым взошёл на борт самый с виду бесстрашный. Ну как взошёл, вполз, скорее. Мне ж как-то надо было зарабатывать авторитет, чтобы меня хотя бы не первым съели в предстоящем путешествии. Следом за мной настала очередь якоря. Боцман (он же капитан) с помощником раскачали каменюгу и с криками "Лови!" профессионально-метким движением швырнули якорь. Еле увернулся, чесслово. Камень упал в воду. Сквозь резиновое дно нашей бригантины. Меня вместе с ней отбросило метров на двадцать в открытый океан. Ну, может быть на два, но кто тогда считал?
Грести через пробоину ногами оказалось очень даже сподручно. Ногами - сподручно, да. Даже в одежде. А что делать - на мне лежала вина и ответственность на спасение терпящего бедствие лайнера.
Пацаны что-то орали, лягушки шумно ржали. Вскоре я пошёл по дну, неся вокруг себя спасённый "Титаник".
Короче, дальние страны в тот день остались непокорёнными. И это хорошо, наверное, ведь я, например, не знал, как вести себя на таможне. Да и слова-то такого я такого не знал. Впрочем, его и нет в заданной тройке.
За бабушкиным домом до самого леса (метров аж сто, а то и все сто десять) лежало поле, нарезанное на лоскуты огородиков. Ну, а какой огород без грядок? Сомнительный предмет, кстати) Хотя нет, вру. Грядки в поле моего зрения появились гораздо раньше - на Чукотке. Потомственные землепашцы, приезжая на заработки, первым делом вскапывали вечную мерзлоту. Правда, под палящими лучами чукотского солнца успевали вырастать только редиска, лук и щавель. Ну, как успевали.. Движимая авитаминозом детвора помогала собирать урожай задолго до созревания. Но взрослые относились с пониманием, поэтому расстреливали только тех, кто попадался на незнании путей отхода. Выжили самые быстрые.
С седлом - проблема. Этот предмет мне знаком только как элемент горного ландшафта. Да и то он, кажется, называется "седловина".
Впрочем, если иметь ввиду "потёртое седло", то нельзя не вспомнить ту радость прозрения, когда я понял, что подразумевал Боярский, когда пел "Пуркуа па". Когда вышел фильм, я жил далеко от советско-французской границы, поэтому в припеве чего только не "слышал". Но навсегда эта песня стала для меня образцом логичности: "Пурк лафа - почему бы и нет?"
Если вдруг кому нужны слова - вэлкам