ortheos в Масонству бой.Как святитель Георгий Конисский с масонами боролся.
"Могилевский архиерей Георгий Конисский , муж - ему тогда было за 60 лет - известной по своим достоинствам престолу и государству, приезжает к губернатору Михайло Васильевичу Коховскому и говорит:
- Мой долг и самая совесть побудили меня приехать к Вашему Превосходительству .
Алеевцев (начальник канцелярии) заводит, а паче и завел , масонию. И продолжает собрания сей злокозненной секты целыя ночи. Сие не только соблазнительно для истинных паствы моея христиан, но и для Алеевцева с его последователями душепагубно. "Никто же ,вжег светильник, поставляет его под спудом, но на свещнице, да входящии видят свет." Аще убо масонов дела непорочны, паче же и полезны, не подобает крытися. Аще же укрываются нощию, убо являют, яко дела их лукави суть. Сия Вашему Превосходительству открывая, прошу истребить зло в самом его корне. Аще ли же ни, я обвязан буду донесть Святейшему Синоду.
Губернатор отвечал:
- Я никогда бы не подумал, что Алеевцев способен бы был к заведению какой-либо секты. Мне кажется, это не его дело. Мы это сейчас решим.
И - позвоня в колокольчик -
- Пошли Алеевцева.
Алеевцев является.
Губернатор:
- Что это за масонию еще ты заводишь?
Архиерей:
- Я доноситель о злокозненных ваших деяниях , но я ваш и пастырь, сего ради не устыдитеся ниже убойтеся ,говорите правду.
Алеевцев:
- Да чего тут стыдиться? Мне нет ничего легче, как говорить правду. Ваше преосвященство имеет в монастыре пьяниц? У меня их в канцелярии нет хотя, однако ж шалунов и самовольников не меньше. Которых иногда и трудно различить от пьяниц. Ваше Превосходительство по своему добродушию ничьему свидетельству и просьбе не охотники отказывать, и наделали столько секретарей и протоколистов, что у нас их полна канцелярия, а к делу живой души нет. Многие из них были бы деловые люди, если б не сделались так легко офицерами.
Ваше Превосходительство гневаетесь, что канцелярия не успевает выполнить приказаний ваших , и что часто в ней расстраивается общий канцелярский порядок. Я был бы дурной человек и худой правитель канцелярии, если б не видел того же. Да чего же мне прикажете с ними делать? Они слушают меня только тогда, и подражают мне исправно, когда бывают со мною в гостях на пирушках.
А трудиться по должности и быть благодарными за полученные не по заслугам чины дело для них совсем постороннее. Они уверены, что офицеры телесно не наказываются, а более им ничего и не надобно. Посадить его в караульню? У него и квартира не лучше. На хлеб да на воду? У него еще желудок не исправился, как пора уже его выпускать к работе.
Архиерей:
- Вы жалуетесь на канцелярию, а вас не о том спрашивают.
Алеевцев:
- Меня спрашивают , какую я завожу масонию. А такую. Когда увяжутся за мною в гости - чему никогда приглашать их не нужно и отучить нельзя - то я , заваливши им по нескольку стаканов вина, провозглашу, что "мы все здесь братья масоны,и все равны."Те, которые поумнее и знают, к чему у нас идет дело, закричат "Любезный брат, прими от нас лобзание!" И шалуны то же кричат, не зная, к чему дело идет. И все друг друга целуют. Между тем как продолжают во всю мочь орать "Любезный брат прими от нас лобзание!" , шалуна уже раздели и нашептывают ему, что по правилам масонства надобно испытать его твердость духа , и кладут на скамейку. И тем для него хуже, если не желает. Приготовленные два или четыре добрых пука ельника с иглами, наподобие банных веников только вдвое подольше, гуляют по нем без препятствия рубашки от плеч до поясницы или и до подвязок - смотря какой на нем проступок . Кричи, благородной, сколько и как ему угодно, его никто не слышит, потому что все безпрерывно кричат "Любезный брат, прими от нас лобзание!". А другие , сидя спокойно по местам, воспевают "Ельник, мой ельник, частой мой березник!" и прочие простонародные песни. По испытании должным образом твердости духа брат, путеводитель и наставник нашептывает ему , что это и есть масонской обряд исправления нравов, и что после этого надо всегда быть опрятну, и заниматься трудом, за который пожалуют в обер-офицеры. И прочее. Извольте Ваше Превосходительство, переступить в канцелярию, вы увидите сидящих сряду трех молодых людей в позументах в белье , причесанных и под пудрою. Они с неделю не ходили в канцелярию , а только показывались там, куда меня попросят в гости. С позавчерашнего дня масонское просвещение поставило их в настоящий порядок . Теперь они как мак цветут. На будущую ночь снова мне приниматься за труд. Двух благородных шалунов давно уже пора озарить светом масонства. А ваше преосвященство если сомневаетесь, извольте - хоть инкогнито - сами быть свидетелем. "
Архиерей и губернатор во все время такого объяснения друг на друга посматривали, потом потеряли важность и ну хохотать. Потом архиерей подал руку Алеевцеву и спросил, не может ли он принять в его масонство пару кое-каких монахов. " (Воспоминания Гавриила Добрынина)
"Могилевский архиерей Георгий Конисский , муж - ему тогда было за 60 лет - известной по своим достоинствам престолу и государству, приезжает к губернатору Михайло Васильевичу Коховскому и говорит:
- Мой долг и самая совесть побудили меня приехать к Вашему Превосходительству .
Алеевцев (начальник канцелярии) заводит, а паче и завел , масонию. И продолжает собрания сей злокозненной секты целыя ночи. Сие не только соблазнительно для истинных паствы моея христиан, но и для Алеевцева с его последователями душепагубно. "Никто же ,вжег светильник, поставляет его под спудом, но на свещнице, да входящии видят свет." Аще убо масонов дела непорочны, паче же и полезны, не подобает крытися. Аще же укрываются нощию, убо являют, яко дела их лукави суть. Сия Вашему Превосходительству открывая, прошу истребить зло в самом его корне. Аще ли же ни, я обвязан буду донесть Святейшему Синоду.
Губернатор отвечал:
- Я никогда бы не подумал, что Алеевцев способен бы был к заведению какой-либо секты. Мне кажется, это не его дело. Мы это сейчас решим.
И - позвоня в колокольчик -
- Пошли Алеевцева.
Алеевцев является.
Губернатор:
- Что это за масонию еще ты заводишь?
Архиерей:
- Я доноситель о злокозненных ваших деяниях , но я ваш и пастырь, сего ради не устыдитеся ниже убойтеся ,говорите правду.
Алеевцев:
- Да чего тут стыдиться? Мне нет ничего легче, как говорить правду. Ваше преосвященство имеет в монастыре пьяниц? У меня их в канцелярии нет хотя, однако ж шалунов и самовольников не меньше. Которых иногда и трудно различить от пьяниц. Ваше Превосходительство по своему добродушию ничьему свидетельству и просьбе не охотники отказывать, и наделали столько секретарей и протоколистов, что у нас их полна канцелярия, а к делу живой души нет. Многие из них были бы деловые люди, если б не сделались так легко офицерами.
Ваше Превосходительство гневаетесь, что канцелярия не успевает выполнить приказаний ваших , и что часто в ней расстраивается общий канцелярский порядок. Я был бы дурной человек и худой правитель канцелярии, если б не видел того же. Да чего же мне прикажете с ними делать? Они слушают меня только тогда, и подражают мне исправно, когда бывают со мною в гостях на пирушках.
А трудиться по должности и быть благодарными за полученные не по заслугам чины дело для них совсем постороннее. Они уверены, что офицеры телесно не наказываются, а более им ничего и не надобно. Посадить его в караульню? У него и квартира не лучше. На хлеб да на воду? У него еще желудок не исправился, как пора уже его выпускать к работе.
Архиерей:
- Вы жалуетесь на канцелярию, а вас не о том спрашивают.
Алеевцев:
- Меня спрашивают , какую я завожу масонию. А такую. Когда увяжутся за мною в гости - чему никогда приглашать их не нужно и отучить нельзя - то я , заваливши им по нескольку стаканов вина, провозглашу, что "мы все здесь братья масоны,и все равны."Те, которые поумнее и знают, к чему у нас идет дело, закричат "Любезный брат, прими от нас лобзание!" И шалуны то же кричат, не зная, к чему дело идет. И все друг друга целуют. Между тем как продолжают во всю мочь орать "Любезный брат прими от нас лобзание!" , шалуна уже раздели и нашептывают ему, что по правилам масонства надобно испытать его твердость духа , и кладут на скамейку. И тем для него хуже, если не желает. Приготовленные два или четыре добрых пука ельника с иглами, наподобие банных веников только вдвое подольше, гуляют по нем без препятствия рубашки от плеч до поясницы или и до подвязок - смотря какой на нем проступок . Кричи, благородной, сколько и как ему угодно, его никто не слышит, потому что все безпрерывно кричат "Любезный брат, прими от нас лобзание!". А другие , сидя спокойно по местам, воспевают "Ельник, мой ельник, частой мой березник!" и прочие простонародные песни. По испытании должным образом твердости духа брат, путеводитель и наставник нашептывает ему , что это и есть масонской обряд исправления нравов, и что после этого надо всегда быть опрятну, и заниматься трудом, за который пожалуют в обер-офицеры. И прочее. Извольте Ваше Превосходительство, переступить в канцелярию, вы увидите сидящих сряду трех молодых людей в позументах в белье , причесанных и под пудрою. Они с неделю не ходили в канцелярию , а только показывались там, куда меня попросят в гости. С позавчерашнего дня масонское просвещение поставило их в настоящий порядок . Теперь они как мак цветут. На будущую ночь снова мне приниматься за труд. Двух благородных шалунов давно уже пора озарить светом масонства. А ваше преосвященство если сомневаетесь, извольте - хоть инкогнито - сами быть свидетелем. "
Архиерей и губернатор во все время такого объяснения друг на друга посматривали, потом потеряли важность и ну хохотать. Потом архиерей подал руку Алеевцеву и спросил, не может ли он принять в его масонство пару кое-каких монахов. " (Воспоминания Гавриила Добрынина)
Типа, фельетон
